АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Он возвращался в Криоп, выполнив приказ, Получилось не так хорошо, как рассчитывал, но всё же. Дело сделано. Анн надавил на бока коня – Ворон, фыркнув, помотав головой, сначала сделал несколько шагов, а затем сорвался на галоп. Вдали показался аляповатый шатёр. Циркачи? Анн потянул за поводья – Ворон остановился. И правда -  бродячий цирк. Кажется, один из таких они посетили тогда, все вместе, втроём. Он, она и их ребёнок. Развлечения ради. Забавно – погрузиться в мысли о ней и натолкнуться на это напоминание. Какая-то злая усмешка. Аннерль хотел снова ударить по бокам строптивого Ворона и продолжить путь, но что-то ёкнуло в груди, отзвуком разлетелось в мыслях немым вопросом: а почему бы и нет? Именно с этого и начиналась львиная доля злоключений, ведь обещал же себе не сворачивать с пути, но хочется.

«Цирк?» - прозвучал хриплый голос Пальцегрыза в голове, Анн что-то скомканное бросил ему в ответ, чтобы ящер не обратился в сплошные нравоучения, впрочем, тот, казалось, был и не против.
«Посмотришь на кривляющихся уродцев», - так уж и быть, разрешил ему дракон, Анна его напыщенность только потешила. Попытки Пальцегрыза поиграть в лидера в их союзе всегда выглядели если не странно, то комично. Впрочем, ведь ему и правда было интересно, и Анн был уверен, что к тому же хочется поприсутствовать, посмотреть, приобщиться к увеселительным мероприятиям людей.

Аннерль купил последний билет – по крайней мере, так ему сказали, мол, последний, берите в полцены. Этот бродячий цирк, видимо, популярен среди зажиточных, жадных до новых впечатлений жителей Криопа. Дракон, что ранее осыпал Аннерля вопросами, притих, смотря на окружающую обстановку глазами своего эльфа. И Анн уже хотел выдохнуть, как снова посыпались вопросы. Слишком много непонятного и интересного для ящера, и Анну, как маленького ребёнка, вести Рэя на представление, показывать и объяснять. И это должно было бы действовать на нервы, раздражать, но нет. Остро всплывают ассоциации с прошлым.

Толчок. Анн опустил взгляд вниз – девушка. Хасс? Да. Извинилась и сбежала в аккомпанементе звона своих украшений. Аннерль ничего ей не ответил и едкое замечание дракона так же проигнорировал. Слишком людно. Об него то и дело сталкивались разные существа, извинялись, опасливо осматривая, и сбегали восвояси. Анн не спрашивал, но дракон решил ответить, прояснив для товарища эту странную закономерность: люди в цирк пришли. В повседневной одежде, весёлые и беззаботные. Ты же в полном доспехе, хмурый и злой, ещё и лицо твоё не располагает. Вот и боятся.
- Потому надо затесаться в угол и не привлекать к себе внимания, - ответил ему эльф, высматривая своё место в дальнем ряду. Проползти до него через успевших занять места раньше него было тем ещё испытанием. Наконец-то заняв кресло, Анн подпёр голову рукой, впиваясь взглядом в сцену. Умолк и дракон. Представление началось.
«Ему нравились акробаты», - обратился Анн к дракону, тот сразу понял, кто скрывался под этим самым «он» - снова друг ставит его в неловкое положение. Что ему на это ответить, чтобы не показаться бесчувственной скотиной? Дракон решил не отвечать ничего, впрочем, Аннерль и не требовал ответа.
«Хорошо выдрессированные звери. Вот бы и ты был таким же послушным. Плохо я тебя выдрессировал» - Анн усмехнулся, обращаясь к дракону.
«Драконы – разумные существа, ни о какой дрессировке здесь и речи быть не может», - проворчал Рэй. Аннерль задумался – у кого же позаимствовал эту реплику ящер? Дрейт?
«Точно, следовало лучше тебя дрессировать».
«И тебя. Сдержаннее был бы».
«Да неужели?»
Дракон только злобно похрюкал, готовясь выпалить что-то язвительное, но Анн на него шикнул, призывая к тишине. Номер сменился: на сцену вышла девушка, которую он встретил ранее. Он узнал её в первую очередь по мелодичному звону украшений. Липкий взгляд цепляется за её движения: резко – стук сердца – плавно – натянутые нервы. Аннерль усмехнулся, скрестив руки на груди. Хорошее тело у этой танцовщицы –широкие бёдра, упругая грудь  - он только сейчас обратил на это внимание, когда выдалась возможность осмотреть её вот так – долго, внимательно, выцепляя каждый взмах рукой, толчок бедром, которым вторили переливы мелодии – нежно, плавно, настойчиво, как вода, обманчивая стихия, проходит сквозь пальцы, не удержишь – то податливо нежная, покорная, то разъярённый поток – рвётся, сопротивляется.

Когда натянутые струны оборвались, и барабан, ранее задававший ритм, всё быстрее и быстрее чеканивший удары – резкий выпад – в сторону – плавное возвращение – на последнем ударе заглох, свет погас. Из темноты тихого зала в хассидку впивается два рубина – ярко-красные глаза с вертикальными зрачками.

Вспышка.

Аннерль сжимает пальцами подлокотники, когда сцену озаряет огненные вспышки – и острое желание прикоснуться к излюбленной стихи, поманить её к себе давит на виски – сомнения, нерешительность – слишком хочется  – Анн приподнимает руку – язык пламени с огненного шара на импровизированном веере взмывает вверх алой лентой – лента дрожит, приобретая форму змеи, вьётся над головой девушки, затем, возвращаясь к вееру, оплетает телом шары с огнём, конструкцию – публика ликует, срывается на аплодисменты – хиссидка хорошо держится, огненная змея сползает к её ногам, вьётся у них, раздувает капюшон, раскрывает пасть – удар металлической конструкцией заставляет чары обратиться в искры, сероватый дым –значит, ей не понравилась эта выходка? Усмешка на губах эльфа – она поняла, что это магия? – искры над головой танцовщицы вспыхивают, складываясь в алую ленту – снова магия - змея гнётся, дрожит, обращаясь в форму драконоподобного существа – взмах крыльями, рассеиваемых воздухом, и существо поднимается выше над девушкой, рывок – к зрителями, над головами, разверзая темноту – лента тускнеет – и наконец со вспышкой гаснет над головой Аннерля, напоследок наполнив залу ярким светом – ему нужно, чтобы она увидела его, запомнила и поняла, что это – приглашение.

Аннерль подкараулит её на выходе из палатки, смерит взглядом. Если она пришла, значит, поняла, что он имеет в виду. Осмотрев девушку – оголённые плечи, едва прикрытая грудь, широкие бёдра, утянутые плотной тканью – он не представится (никому никогда не нужны имена), а прямо, без лишней этикетной мишуры задаст ей вопрос, который чётко прояснит его намерения, если до этого она их не разгадала сама:
- Сколько?
Сначала решить вопрос с ценой, затем ночь. Известные ему рыночные отношения.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Гореть в её аду до полного самосожжения,

Приятно, когда тебя понимают сразу. Приятно, когда имеешь дело с честными девушками, не скрывающими свою жажду заработать лёгкие деньги притворными благородством, гордостью, недоступностью – эти-то вмиг выльют на тебя ушат из потасканных, как они сами, фраз: я не такая! Ты что! Да как ты мог подумать! Очевидно, что такая. Просто набивает цену. Честность, искренность и простота – то, что цепляет, не оставляя эльфа равнодушным. Он слишком устал от этой нарочитой неприступности, идеального, но холодного мрамора гордых женщин. От неё, этой змеедевы, веяло теплом – мягкий маленький огонёк, как свет свечи: послушный, покорный – проведи рукой - свеча вспыхнет ярче, сомкни пальцы – фитиль потухнет. Контроль – то, чего остро ему хочется, и он понимает, что над ней, такой покорной, послушной, он может получить полную власть. Чего же более ему желать?

Она повела его за собой, и Аннерль последовал за ней, прислушиваясь к мелодичному звону её украшений, подрагивающих с каждым лёгким шагом, плавным движением бёдер. Передвигалась она на удивление легко, будто плыла, а не шла, с кошачьей грацией, и это цепляло взгляд.

В то, что денег она не берёт, Анн не поверил. Слишком хорошо он был знаком с этими дамами, украшающими досуг. Кто-то брал деньги наперёд, полную сумму или часть, опасаясь обмана, кто-то (те, что были абсолютно уверены в своей внешности и искусстве любви) требовали оплату за свою работу потом, когда клиент, получив желаемое, прибывал на сладостной неге липкого удовлетворения – лёгкая добыча для цепких ловких ручонок, тогда-то с глупых и жадных можно стрясти суммы куда крупнее, чем обычно берут. В таком деле, как известно, был только нижний порог цены, а вот потолка не было – жадность не знает границ.

И ведь он разгадал её, понял, что она промышляет этим делом. Впрочем, среди её коллег легче найти тех, кто не вовлечён в торговлю своим телом. Плата за представления, конечно же, попадает в руки хозяину цирка, только потом он делит среди своих циркачей выручку, как известно, не всегда справедливо, так что никто не откажется от лишних личных средств. На пудру, помадки и прочие средства красоты ради.

Зайдя в палатку, эльф осмотрелся скорее по привычке, нежели от любопытства, сохраняя своё беспристрастное выражение лица.  Его мало что могло удивить, а зацепить внимание – тем более, к тому же он был слишком сосредоточен на темнокожей хиссидке. Когда они остались одни, в аляповатой клетке палатки, он особенно остро ощутил своё желание, скованное, искалеченное, с которого спадали оковы-цепи самообладания. Нужно снять доспехи. И к этому он её не подпустит. Доспехи из чешуи драконы слишком тяжелы для её мягких рук, тем паче не справится с замысловатыми застёжками, стилизованными под клыки дракона. Впрочем, хиссидка на удивление вела себя смирно и послушно, и это не могло не радовать. В отличие от своих коллег по цеху, она не протягивала к нему своих рук, не ластилась и не липла к рукам, не пыталась раздеть и впиться нетерпеливым поцелуем в губы, напротив, она выжидала. Чего? Что он задаст правила и ограничения для их сегодняшней ночи? Задаст, но позже. И Аннерль стягивает с себя верхнюю часть доспеха, укладывает его на пол, снимает плотную рубашку – ловит на себе её взгляд. Она изучает его? Теперь змеедева осматривает его липким взглядом мерцающих янтарных глаз, оценивает, что же ей досталось. Лёгкий, почти невесомый поцелуй на губах – и Аннерль удерживает себя, чтобы не схватить её за руку, не притянуть к себе – рано. Им обоим нужно немного времени, чтобы прочувствовать друг друга и определить границы дозволенного. Ему не хочется спугнуть её, так что он пытается быть осторожнее, не давить на неё слишком сильно – он успеет ещё продемонстрировать свою силу.

Она ускользает из его рук, отстраняется, бросает цепкий острый взгляд из-за своего круглого, испещрённого золотистыми чешуйками плеча – провоцирует, приглашает, но он не поддаётся, сохраняя свою выдержку.

Одежда – тонкие, будто сплетённые из воздуха, из вуали дымки ароматических палочек, невесомые, полупрозрачные ткани – соскальзывает с её тела; гладкая кожа, россыпью точёные чешуйки. Анн сдержанно усмехается. Хороший товар.

Аннерль избавляется от нижней части доспеха, складывает рядом с уже снятыми вещами. Отточенная дисциплина и аккуратность - всегда складывать вещи рядом друг с другом.

В ней, в этой девушке, лёгкая небрежность, раскованность и свобода, в нём сдержанность, скованность и напряжение.  Он приближается к ней, попутно рукой придерживая свисающие звонкие колокольчики, чтобы не задеть их головой.

Спросит ли имя? Назовёт своё? Спросит, откуда он? Обычно прелюдией служат вопросы, и он готов дать ей ответ, но а пока выжидающе молчит, только слегка приподнимает руки, на уровне бёдер, сгибая в локтях, обращая ладони вверх – крохотные огоньки вспыхивают на кончиках пальцев, а затем взмывают над головой, разверзая полумрак – ему хочется получше рассмотреть свой ценный приз на эту ночь.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Вкус твоих губ - северные тропики, джунгли в снегу
Пальмы в бинокль, на них каски изо льда
Ты любишь запах напалма с утра

Правило имён. Имя имеет власть над существом. Назови и сомкни удавку на шее. Нет. Смять имя, как лист бумаги, в комок, сжать в ладони и выбросить. Забыть. Забыться. Раствориться в вязком липком безвременье. И он принимает её молчание, благодарит краткой улыбкой, едва коснувшейся уголков губ, за то, что она лишила его ненужных расспросов.

Взгляд. Его цепляет плавленый янтарь в её глазах – она смотрит пристально, и он видит отражение дрожащих огоньков над их головами - огненные точки бросают смазанные тени на её точёные плечи, они облизывают золотистые чешуйки, утопают в ложбинке между грудей – она красивая. Эта девушка. Хассидка. Так непривычно красивая. Её мягкое тело – сочетание округлых форм, и только выступающая прямая линия ключиц разбавляет плавные линии – прикоснуться бы – и, ловя себя на этом настойчивом желании, эльф понимает, что угодил в ловушку: он хочет её, и хассидка осознаёт это, видит его желание в прикованном к ней взгляде - капкан захлопнулся. Ей хорошо известно, что отныне жертва не сбежит. Настала её очередь продемонстрировать выдержку и терпение, когда его сопротивление ослабнет, хрустнет, ломая позвоночник-остов, тогда она плотно обовьётся своим горячим телом - не отпустит теперь.

Спустя время, возвращаясь к воспоминаниям об этой ночи, он ловил себя на мысли, что и не подозревал, насколько пережитое глубоко отпечатается на сердце. Знать бы... но что изменило бы знание? Возвратись он в прошлое, с радостью бы снова сорвался в этот тёмный омут без страха и сомнения, чтобы её демоны плотно впились в него длинными острыми зубами - ни о чём не жалеет, совершенно ни о чём.

Она прижимается к нему, и он понимает, что не ошибся в своём выборе. Горячая, слишком горячая, как огонь, и это осознание дурманит похлеще кабацкого пойла – взять. Почувствовать это пламя, заточённое в её молодом теле, подчинить его, заставить отзываться на каждое прикосновение. И она ломает его планы, опережает – целует. Так легко, мимолётно, едва ощутимо, будто дразнит, желая сломить его выдержку, спровоцировать выказать ей своё желание, туго переплетённое с очарованием ею – он же очарован, да? Пусть признает это! Признает и примет. Она ведь знает, видит, как он смотрит на неё, значит, он в её власти.

Он… этот высокий эльф, он больше, сильнее её – пальцы танцовщицы касаются шрамов на его теле, и она только догадывается о том, какую историю хранит каждый. Что он видел? Скольких он убил? Сколько раз оказывался на грани? О многом он может рассказать, увлекая её воображение, приглашая воссоздать картинки-воспоминания из яркой мозаики образов. Он. Перед ней воин и маг, - и он податливо тянется к её рукам, ждёт ласк, хочет получить её любви – нет, не так, он просит, не обволакивая просьбу в мишуру слов – словам не место здесь, пусть обратятся в искры и белесоватой дымкой исчезнут в полумраке палатки - она согласна ответить на его просьбу, дать желаемое, стаскивая с него металлическую защиту скованности, слой за слоем, пусть покажет себя ей – она хочет принять его.

Хассидка впивается в губы настойчивым поцелуем – он жмурится, опуская широкую ладонь на её затылок, чтобы не дать ей отстраниться, пока он не распробует её. Тело змеедевы пахнет пряностями, специями. И теперь, когда она так близко, он отчётливо чувствует этот необычный диковинный аромат.

Туманная вспышка боли – змейки обвиваются вокруг его пальцев, вонзают свои тонкие загнутые зубы в кожу, но он не опустит её; вторую руку укладывает на гибкую выгнутую спину, вынуждая плотнее прижаться к нему, ощущая её мягкую грудь – жарко. Цепная реакция срывает оковы, жар растекается по телу, опускаясь ниже, к низу живота – огонь над их головами ярче, и он, опьянённый ею, едва ли может совладать со своим желанием – не сжечь бы палатку – он разрывает поцелуй, оставляя ощутимый укус на её губах – невыносимо жарко – спускается ниже, к шее, тянет за зеленоватые пряди волос, вынуждая запрокинуть голову, открыться – укус, сглаживаемый мягким поцелуем, затем ещё и ещё, пока на коже россыпью не распустятся яркие смазанные следы – она вздрагивает в его руках, как змея, гнётся, и он цепляется взглядом за её изгибы, запечатлев на ней «ты моя», и ему действительно хочется сделать её своей на эту ночь, дав волю животному инстинкту.

Он убирает руку с её головы, касаясь попутно кончиками пальцев мягких прядей зелёных волос, выпутываясь из змеиного плена – круглыми капельками выступила кровь на пальцах – змейки смотрят на него, показывают длинные раздвоенные языки, пробуя воздух на вкус, изучают его запах. Он укладывает ладони на её грудь, сжимает – она прикрывает свои глаза, лишая его этого игривого золотого блеска, зато немигающим взглядом смотрят на него змейки из спутанных прядей её волос. Наклониться, зажать между пальцев твёрдый сосок, прильнуть губами – и она, вздрагивая от его грубых ласк, намеренно плавно, словно в танце, двигает бёдрами, касаясь лобком напряжённой плоти – росчерк хитрой усмешки на её губах. Она играется с его желанием, что ж, тогда придётся ответить – он поднимается, удерживая девушку на руках – словить её взгляд, позволить ей увидеть его оскал, прежде чем он снова вцепится в её губы нетерпеливым грубым поцелуем – её мягкие ладони на его плечах – она крепко вцепилась, впиваясь тонкими заострёнными ноготками в его кожу, её змеи агрессивно шипят, но не кусают. Мгновение, и девушка оказывается на подушках под ним – он укладывает колено между её ног, вынуждая раздвинуть, и она снова демонстрирует ему свою обманчивую покорность, готовность принять правила его игры, но ему мало, хочется на корню сломать её сопротивление, эту гремучую шипящую спесь, и он проводит пальцами по выступающей линии ключиц, ловя взглядом, как она сбивчиво дышит, как вздымается её грудь с каждым глубоким вдохом – не даст ей отдышаться, восстановить дыхание, снова впиваясь в её губы, как изголодавшийся, проводя пальцами по внутренней стороне её бёдер, ловя дрожь. Влажно.

Теперь она не сможет играться с его выдержкой, ей останется принять роль хорошей и послушной девочки. Указательным пальцем он касается горячего лона – она уже готова, и внутри так горячо и влажно, но эльф прерывает поцелуй, оставив болезненный укус, смазывает выступившую каплю крови и смиряет её взглядом, требуя от неё полного подчинения, опускается ниже, подцепляя зубами прокол на её соске, сглаживает укус поцелуем, затем оставляет мягкий поцелуй ниже пупка, подхватывая её бёдра и прокатывая её ниже по подушкам, притягивая к себе ближе, приподнимая так, чтобы ему было удобнее прильнуть губами к горячему лону, провести языком, касаясь языком маленькой бусинки клитора – и её липкий протяжный стон – лучшая награда.

Слишком горячо. Расплавленное пламя на языке – желание скручивается в тугую пружину внизу живота и требует удовлетворения, но он удерживает его – здесь он решает, когда и как, и требует подчинения. Особенно от неё – она пытается протянуть к нему руки, и он слегка, едва ощутимо прикусывает, наблюдая, как её тело сводит в сильном изгибе – погрузить язык в неё, сминая мягкие ягодицы в ладонях – ещё. Он наклоняется к ней, опуская её бёдра на подушки, чтобы снова вобрать в рот клитор, проводя указательным пальцем по входу в её горячее лоно, собирая немного выступившей влаги – толчок – палец погружается в неё – горячо, тесно – и тело трясёт от дрожи, ему остро хочется ощутить это, вытаскивая палец, добавляет к нему второй, вновь погружая во влажный плен её тела.

Она то прикрывает глаза, то впивается в него затуманенным взглядом – жалобный стон, но ему недостаточно.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Мир - это война за тихое место рядом с тобой.

У него было много женщин, некоторых он и вовсе не запомнил, другие остались блеклыми тенями в воспоминаниях, третьи – яркими огнями маяков, к которым он время от времени возвращался. Эти отношения не имели перспектив перерасти в нечто большее (эльф бы не допустил такого сценария, опасаясь привязанностей, острых чувств сродни опьяняющей влюблённости) – их связывал только хороший секс, который обоим приносил желанную разрядку. Так и эльф, и его партнёрша могли дать волю своей несдержанности, острому желанию, переходящему нередко в грубость, подогретую нетерпением. Он впивался в податливое тело, удовлетворяя похоть, будучи не скованным морально-нравственными оковами, предрассудками и излишней консервативностью в вопросах личной жизни, брал, любуясь точёными изгибами, едва прикрытыми вспоротой зажжёнными огнями свечей вуалью темноты – когда вы в постели, спрятавшись от обязательств, регалий, званий, статусов, вы можете позволить себе сломать свои маски, дать волю инстинкту, обратить своё желание в туго сплетённую цепочку действий, пока не приблизитесь к грани, за которой лёгкая, приятная усталость. Он бережно хранил имена этих женщин в сознании, приходил к ним тогда, когда хотел, когда они позволяли, и покидал, когда захочется – ни любви, ни привязанностей, ни желаний строить пресловутое совместное будущее, только чистый секс ради удовольствия. И, встретивши эту циркачу, распробовав её юное податливое тело на вкус, эльф задумался о том, что он, пожалуй, ещё вернётся к ней. Если же цирк сорвётся с места путешествовать, то отыщет змеедеву, где бы она ни была: она заинтересовала его, а главное – приручила к своим рукам его острую, несколько грубую похоть; он и правда действовал куда мягче, осторожнее, нежели с другими, и выходило это как-то неосознанно, так, будто и не могло быть иначе. С ней. С ней только так.

Она тянет к нему свои руки, и он подаётся, позволяя ей вплести пальцы в пряди, прикрывает глаза – девушка стягивает резинку, распуская волосы мужчины.

Зачем ей это? Он впивается в неё взглядом, пытаясь прочесть в этом хитром прищуре её намерения. Как же быстро она разгадала его, и ещё быстрее – приручила, вложив в сознание навязчивое желание ощущать её прикосновения. Больше. Она рассматривает его, будто бы фиксирует в памяти его образ, соотносит с тем, каким она впервые его встретила: слишком холодного, отстранённого, скрывшего тело и душу за металлом доспеха – и сейчас, нетерпеливый, скованный своим желанием заполучить её (и он смотрит – как он смотрит – и только на неё) – нетерпеливо вгрызаться в тело своей любовницы, увлекая её в этот змеиный танец – она проводит пальцами по линии его скул, опускается ниже, к шее, и он приподнимает голову, выказывая своё доверие. Как уязвим мужчина с женщиной, когда позволяет похоти взять контроль над сознанием – если бы в её ладони предательски блеснуло лезвие или эти нежные мягкие руки крепко вцепились бы в шею, он и не успел бы среагировать, предотвратить нападение. Указательным пальцем она касается кадыка, ведёт ладонями ниже, к ключицам, осторожно оглаживает светло-серые следы шрамов, повторяя рисунок, а затем прижимает руку к груди – эльф встречается с ней взглядом: расширенные зрачки, утопленные в жидком янтаре глаз, приоткрытые губы – она жадно хватает губами воздух. И ему дышать труднее и труднее. Она раздевает его до кожи, глубже, стаскивает хитиновый покров с его души, словно пытаясь остаться болезненным глубоким следом на сердце – эльф хмурится – и она, словно обжегшись, сдаётся, откидываясь на подушки. Пока ей достаточно. Она успеет заполучить свою жертву. Одного змеиного выпада пока что хватит, теперь надо дождаться, когда яд подействует.

Золотистые змейки дрожат в спутанных зелёных прядях, то поднимают узкие головы, то опускают на подушки – она и сама дрожит в его руках. Шумно дышит, жмурится – и – что она творит… – у него перехватывает дыхание, когда она опускает маленькие, аккуратные, словно точёные из золотистого авантюрина, ладони на свою полную грудь, сжимает – не сорваться бы, не сейчас, нужно ещё подождать, но как же сложно. Хассидка слишком хорошо владеет своим телом. Она знает, что красива, желанна, и пользуется; она огонь, скрывший своё манящий жар под хрупкой оболочкой мягкой кожи - и он чувствует кончиками пальцев её жар, прислушивается к её реакциям. Искренность. Она так прекрасна в своей искренности, в откровенной, неприкрытой похоти, не скованная ужимками, оковами стеснений. Никаких игр в приличие – не сон ли она?
Не сон. Опьяняющая явь.

Запах пряностей – он острее их чувствует, они переливаются, играя и раскрываясь на её коже, на которой крапинками проступает испарина – сладковатая ваниль, терпкая корица, душистый перец, капризный мускатный орех и прогорклая гвоздика – запретная, загадочная красота с закрытого таинственного острова Ссенраш.

Он сильнее сжимает пальцы на её бёдрах – кожа мягкая, податливая, и уже так плохо получается контролировать себя. Приподнять её бёдра повыше, не отвлекаясь и не прерываясь, пока тело его любовницы не сломает предательская дрожь – громкий стон – она грубо сжимает между своих пальцев его пряди, со всей силой, которая только есть в её мягких руках, прижимает его к себе, чтобы не отстранился, прижался плотнее – и он подчиняется, замирая. Какая же она красивая… - эта мысль снова и снова приходит в его сознание.

Он проводит языком по горячему лону, затем отстраняется и впивается в неё взглядом – синее на чёрном – она снова тянет к нему свои руки, опускает на плечи, царапает ногтями, будто хочет добавить ещё несколько шрамов в его коллекцию, остаться в его памяти – останется. Непременно.

И она снова пытается перехватить инициативу. Целует – и этот настойчивый поцелуй срывает последние оставшиеся путы самоконтроля – эльф прижимает её к себе, плотнее, теперь уже он не позволяет ей отстраниться, заявляя свои права на власть (над ситуацией, и особенно – на ней, над своей хассидкой), углубляя поцелуй, вынуждая её принять язык в рот – и она ласкает его в ответ, опуская свою руку на горячую возбуждённую плоть – будто сквозь тело электричество, он накрывает её руку своей, направляя, вынуждая обхватить плотнее ствол – укусом разорвать поцелуй и словить её шумный горячий вздох губами.

Моя. Вся. Твоё тело, твои мысли, твои чувства – всё это моё.

Стоило бы позаботиться о масле, стоило бы сначала нанести на плоть, чтобы партнёрша приняла его в себя легче, но мысли напрочь выбивает из головы – и эльф прижимает свою хассидку к подушкам, нависая над нею. Секунда – огни в палатке гаснут, лишая её возможности видеть партнёра, вынуждая сосредоточиться только на ощущениях. И он берёт - впиться укусом в её шею, погружаясь во влажное лоно – сначала осторожно, медленно, терпеливо выжидая, пока его любовница примет его, расслабляясь, но она только сильнее сжалась внутри – эльф вздрогнул, прижимаясь лбом к её лбу, жмурясь – узко, тесно – и как же трудно выждать эти несколько секунд – сорваться бы на резкий толчок, чтобы наконец-то погрузиться в пленительный жар полностью – и она, словно ловит его желание, слизывает с губ раздвоенным языком, податливо расслабляет тело, вручает ему свой приглушённый стон, который эльф тут же топит в нетерпеливом поцелуе – притягивая её к себе за бёдра.

Брать. Сильнее и грубее, чтобы слышать её голос – стоны девушки опьяняют, подогревают его желание. Надо вернуть свет – он снова зажигает огоньки рядом с ними и встречается с её взглядом – липкая вязкая смола – не смотри, осторожнее, ты же попадёшься в эту ловушку, останешься пленником холодного янтаря – но отвести взгляд невозможно.

Слишком хорошо. Кажется, он уже и не вспомнит, когда в последний раз ему было так хорошо. Он чувствует себя таким свободным в своих желаниях – и это непривычно. Она не говорит, но он слышит, чувствует, осознаёт её признание, похожее на колдовство, скорее даже ворожбу: не скрывайся, не притворяйся, я вижу тебя насквозь, я приму тебя – и больше ему ничего не нужно. Только бы прижимать её к себе плотнее, вжимая в подушки резкими и грубыми толчками, только бы слышать её голос – она снова тянет к нему руки, эльф перехватывает и жмёт над её головой – девушка сплетает свои пальцы с его – попался. Он и уже и сам хочет увязнуть.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Время несётся слишком быстро. Ему невыносимо жарко и хочется вгрызаться в податливое мягкое тело партнёрши, пока усталость не возьмёт верх. Отдышаться бы, словить последние секунды. Змеедева льнёт к нему, касается пальцами лица, и он прикрывает глаза, растворяясь в ненавязчивых ласках её мягких рук. Приятная опустошённость в голове. Клонит в сон. Она лежит сверху, и он прижимает её к себе. Он несколько перестарался - снова был груб: следы от зубов на смуглой коже, небольшая ранка на губе. Но… ему понравилось. Очень. Настолько, что не хотелось бы терять возможности обладать ею. Время от времени. Новое увлечение, новое тело, новые ощущения – это опьяняет похлеще хорошего пойла. Огни над головой исчезают. Нужно, пока не угас его интерес к ней, успеть взять как можно больше из этого непрочного, порочного, но столь приятного союза.

Аннерль проснулся рано по старой привычке. Как бы поздно бы ни ложился, какой бы тяжёлой или неспокойной ни была бы ночь, эльф всегда поднимался с рассветом. Девушка мирно спала, уложив голову на его плечо, золотые змейки застыли с немигающим взглядом на подушке. И ведь как велик соблазн остаться с ней, проваливаясь в липкую пучину сна, но нет. Долг. Ему нужно идти. Он приподнялся, мягко перекладывая девушку на подушки, стараясь не разбудить её. Проснётся – заговорит. Ему не хотелось начинать диалог, отвечать на вопросы, которые обычно сыплются гурьбой, когда партнёрша узнаёт о том, что любовник покидает её на неопределённый срок. Утренние разговоры в целом тяготили его, так что эльф всегда пытался покинуть дам до их пробуждения. Новый день приносит новые планы, вынуждая Анна возвращаться к своей работе. На первом месте долг, а развлечения – потом, когда вновь выдастся свободное время.

Аннерль швырнул кошель с монетами на подушки. Привычный ритуал: встать с постели, надеть доспехи, плотно фиксируя непростые застежки, расплатиться с девушкой и покинуть её палатку, однако что-то остановило, удержало, вынудило нарушить заученный алгоритм. Анн приблизился к спящей танцовщице и всё же забрал деньги. Возможно, оплату она сочтёт оскорблением. Этот вопрос они обсудят в следующий раз.

Возвращение в лагерь к рыцарям, долгая дорога, только на сей раз на драконе. Коня он оставил на постоялом дворе. Рэй задаёт много вопросов, пытаясь утянуть своего товарища в диалог, Анн же неохотно отвечает ему. Мысли смазаны, и ему совершенно не хочется думать. В такие моменты он особенно остро осознаёт, что ему не хватает войны. Пусть случится локальная стычка, пусть нападут агварсы, пусть на их лагерь набредут разбойники – что угодно, лишь бы только не сидеть в пусто-пространном безвременье предоставленным на растерзание мыслям, хуже – воспоминаниям.

Ему всегда было трудно сходиться с кем бы то ни было. Скрытный, чрезмерно осторожный, недоверчивый и неразговорчивый, полудроу не испытывал потребности в разнообразном окружении, будучи весьма ограничен в своих социальных ресурсах. Уже имеющихся связей ему было вполне достаточно, и только в плане удовлетворения своих потребностей Анн был куда более раскованным. Ему нужно было насытить свою похоть, и для этой задачи он перебирал партнёрш, выбирая только таких, кто был бы максимально далёк по внешним и внутренним качествам от его супружницы. Не влюбляться, не привязываться, не рассказывать о себе много, не заводить продолжительных бесед - такая форма взаимоотношений казалась ему весьма удобной, учитывая образ его жизни. И Лора знала о его приключениях, однако они мало волновали её, потому что она полагала, что Аннерль никуда от неё не денется. Разве может появиться соперница? А если такое случится, она раздавит её, потому что никто и ничто не встанет на пути реализации её амбициозного плана. В целом на его похоть она смотрела с пренебрежением, полагая, что озабоченность супруга в сексуальных контактах ставит его на одну ступень с животными. Чего ещё взять с мужчин. Разве способны они думать о чём-то ещё, кроме секса. Она высказывалась – он не спорил. Переубеждать её ему не хотелось, так что он отмалчивался.

Она встретит его в лагере у палатки. Они не обменяются приветствиями; разговор случится, когда они останутся наедине. Аннерль избегает лишней болтовни, она – пустой траты времени. Только скрывшись в палатке, они начнут беседу. Его взгляд цепляется за её обтянутые чёрной тканью острые плечи – она не смотрит на него. Лора выглядит усталой и раздражённой, и он не решается заговорить первым, хоть и ему очень хочется осведомиться о причинах её состояния. Причины ему, конечно же, известны, однако нужно, чтобы она сама заговорила. И она говорит, кратко и чётко обозначая свои планы, и он соглашается с ней. Наконец она награждает его взглядом – уголки губ дрогнут в подобии улыбки, но она не улыбнётся, не оттает.
- Ты останешься? – спросит он у неё, нарушая привычную схему их общения. Она устало потрёт виски, всем своим видом показывая, как устала возиться с ним. Она не останется, и он не станет настаивать. Распрощавшись с супругой, он сядет за стол - у него пара часов, предоставленных самому себе, прежде чем очередной визитёр отнимет последний час его свободного времени.

Следующая возможность проехать мимо пригородов Криопа у него появилась только через неделю. В относительно краткие сроки у него возникло достаточно знакомств, которые могли скрасить досуг.  Нужно было только распределить время и выбрать, кого навестить. Рыжая Джинни из таверны – дебелая рослая хохотушка, которая не задаёт лишних вопросов, угощает его хорошей выпивкой, девушка с острова Дарьед, о которой у него сложилось неоднозначное мнение (Изабель предложила ему дружбу, но ею эльф тяготился), и циркачка. И Анн сделал выбор в пользу последней. Он и не заметил, как хассидка вытеснила из его списка других партнёрш. Новое всегда быстро пленяет. К тому же… нечто было в ней, что цепляло, вынуждало возвращаться. Что – Анн не понимал, впрочем, он и не думал об этом.
Цирк не сменил своего местоположения, однако вскоре должен был отправиться дальше по городам Метхарина вдоль большака, и Аннерль дотошно выпытывал информацию из цирковых завсегдатаев (расспросил двоих: один относительно добровольно поделился сведениями, второго эльф припугнул, чем развязал ему язык). Значит, вскоре ему придётся распрощаться с ней. Нет. Он отыщет её, где бы та ни была. Искать он может, так что справится, лишь бы ему давали поручения на центральном острове, а не где бы то ни было ещё.

На сей раз он не посетил представления, оставшись дожидаться её у шатра, снова ловя на себе неприветливые взгляды посетителей. Высокий тёмный эльф в доспехах Чёрных рыцарей. Возникало много вопросов у местных, задавленных опасениями. Впрочем, Анн старался не обращать внимания. Не привыкать.

Она приблизилась к нему, он не сводил с неё взгляда. Ей известно, зачем он пришёл, и то, что она сама подошла к нему, показывает, что хассидка вовсе и не против – так это трактовал Аннерль, лишая их взаимодействие ненужных разговоров. Он не ответил на её вопрос, осматривая девушку – другие дамы, взращённые в аристократичной среде, воспитанные, чтобы нацепить на себя маски благородных девиц, возмутились бы от такого развязанного поведения, слишком пристального, изучающего, словно товар на рынке, взгляда, однако девушка казалась весьма далёкой от этой этикетной мишуры высшего сословия, оттого и была ему особенна ценна. В ней была удивительная чарующая простота. И ещё. Если ей хотелось, она это делала. Ей нравилось заниматься сексом, Анн в этом не сомневался, она и занималась им, причём эльф был абсолютно уверен в том, что девушка не ограничивала себя в выборе партнёров, не терзалась угрызениями совести и приступами благородства, впрочем, как и он, и это сходство притягивало к ней.

Это приятно – осознавать, что кто-то разделяет твои увлечения и предпочтения. Змеедеву не пугала грубость эльфа, у неё отлично получалось сгладить его резкость, перенаправить в нужное русло, выказывая полное подчинение и шёлковую покорность, при этом Анн отчётливо чувствовал, что она так же имеет власть над ним, как и он над ней. Негласную, незаметную, однако ощутимую. Завладев его мыслями, разделив его предпочтения, она вытеснила соперниц, став его единственной женщиной, аккуратно ступая по полю препятствий, которым огородил себя от всего внешнего мира эльф, побираясь к нему, подступая всё ближе и ближе, стаскивая с него хитиновый покров. Она мало говорила, но планомерно вытягивала из него сведения. Ко второй встрече случилось их знакомство.

Не распаляясь на разговоры о представлении – он здесь не для этого, - эльф кратко кивнул, подступаясь к девушке ближе – последний шанс для неё отступить, если предложение, с которым к ней пришёл мужчина, ей не по душе, но нет, она принимает его и не намерена сбегать – рыцарь подхватывает её на руки – его мало заботят взгляды зевак, недовольство циркачей, он здесь, чтобы взять свою женщину, и он это сделает. Она подсказывает ему, куда идти, и он утаскивает свою добычу в тихое место, где они оба могут спрятаться, ограничив мир только ими двоими. Достаточно. В такие минуты этого для них более, чем достаточно.

Она не уснёт сразу, и он поймёт, что настало время поговорить. Обмен именами, и он повторяет её имя дважды, будто пробует на вкус – ему нравится это сочетание звуков, в которое обёрнута его страсть, его одержимость – его Ламашту. Аннерль хмурится – когда он успел так запутаться в ней? Он кратко сообщит о себе только необходимое:
- Орден Чёрных Рыцарей. Маг. Огненная магия – моя специализация.
Затем задаст ей встречные вопросы, чтобы понять, что она такое.
- Расскажи о себе. Как ты оказалась тут? Тебе нравится танцевать в цирке? Тебя не обижают?

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Ему нравилось это: ни к чему не обязывающие встречи с ней, протекающие по известному сценарию, полутьма шатра, мягкие подушки, пряный запах зажжённых ароматных палочек – было во всём окружении что-то непривычное, особенное, кардинально отличающееся от его полупустой палатки в военном лагере, холодного дома в укреплённом городе-крепости Ордена, и потому ему хотелось приходить, погружаться в особенный мир – островок тишины и спокойствия, будто на время покидая свой пост, на несколько минут забывая о задании, обязанностях, загноившейся ране на сердце со звучным, переливающимся, как горный ручей, названием – Лореллейн.

Пожалуй, он зачастил со своими визитами, впрочем, отыскав такой интересный досуг, не считал необходимым подбирать какие-либо оправдания. Перед кем ему оправдываться? Задание имеет чёткие временные рамки, в которые он укладывается, а эти визиты относятся к потребностям из разряда «сон, еда, отдых». Именно отдых. С этой девушкой он мог позволить себе отдохнуть. Она мягкая, неразговорчивая, послушная, бери и лепи, что захочешь.

- Это как воин? Только более сссолидно, да? – уточнила она, на что Анн только кивнул, прикрыв глаза. Пусть спрашивает, о чём захочет. Сегодня он готов удовлетворить её любопытство, отблагодарив за старания. То, что она делает своим ртом, немыслимо. Хорошо. И этот раздвоённый язык…

Он приоткрыл глаза, ловя её пристальный, нежный, с искрами детского любопытства взгляд.
- Хозяин расссказывал, што купил меня совсем маленькой, дал имя и вырасстил. Танцевать нравитсссся. Больше, чем срезать чужие кошельки и расссглядывать чужие судьбы.
И на это Аннерль ничего не ответил, хоть и почувствовал некоторое сожаление от того, что у Ламашту нет слезливой истории о несчастном детстве и злом хозяине, который её бьёт, насилует, принуждает танцевать. Обычно ему приходилось слышать именно такое. Стало быть, её жизнь устраивает, и это главное. С другой стороны, его готовность принять участие, попытаться вытащить из цирка (больше похожего на завуалированный зоопарк, на котором хитрый хозяин явно пытался ещё и заработать) несколько озадачила Аннерля: какое ему вообще до этого дело? Она просто девица, которая спит с ним и не берёт оплату за свой труд. Интересно, значит, она на особом положении у хозяина, что может позволить себе не принимать плату за услуги, или это у Анна привилегии? Может быть, с одних танцев ей перепадает достаточно, а всё же вряд ли бы хозяин, пытающийся заработать на своей экзотической коллекции, не требовал бы Ламашту брать за доступ к телу огромные деньги. Впрочем, он слишком много думал, ему это не нравилось.

- Хочешшшь, я тебе погадаю?
Аннерль приподнялся на подушках, ловя её за руки, притягивая к себе ближе, вынуждая усесться сверху. Хочется чувствовать её – кончики пальцев касаются золотистых чешуек на бёдрах, эльф оглаживает плавные изгибы тела, задерживая взгляд на груди. Ему стоит быть осторожнее: он оставляет много следов на её теле, может быть, у неё будут проблемы, но как можно удержаться?
- Погадай, - соглашается Аннерль, убирая руки от неё. Он не стал сообщать ей, что в гадания не верит, но его позабавило, что предложение девушки напомнило ему о друге, который тоже каждый раз при встрече предлагал один из своих незамысловатых способов заглянуть в будущее. Интересно, как гадает она: тоже на цветах?

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Ламашту внимательно смотрит на него, будто изучает. Этот взгляд слишком знаком Аннерлю. Довольно часто незнакомцы оглядывали его, шепчась за спиной. Видимо, есть в его внешности что-то необычное. Что? Тёмный цвет кожи? Белки глаз? Может быть, просто непривычно видеть высоких эльфов. Рыцарь не придавал значения этим взглядам, перешептываниям. Пусть смотрят, показывают пальцем, какое ему дело до чужого любопытства? Однако это чрезмерное внимание преследует его с детства, ему же хотелось бы забиться в угол поспокойнее, потемнее, чтобы никто не трогал. Одиночеством полудроу никогда не тяготился, напротив, был всецело и полностью доволен своей компанией.

Анн молча наблюдал за ней, ловя себя на мысли, что ему всё же интересно узнать, что она скажет. Друил говорил порой занимательные вещи. И чаще угадывал, правда, юлил, избегая конкретики. Зная его характер, вероятно, что он просто не хотел предсказывать нечто плохое.

Её способ гадать отличался от тех, что показывал ему друг, хассидке не требовались ни семена цветов, ни карты, ни руны, только его ладонь, которую она взяла в свои руки.
- Только сссскажу сссразу. Можшет не получитьссся с первого раза.
Аннерль кивнул, мол, не страшно, у меня достаточно терпения. Несколько секунд тишины, девушка, прикрыв глаза, сжимала его руку, Анн же не прерывал её своеобразный транс. Золотистое свечение в глазах - стало быть, у неё получилось? Как бы то ни было, это выглядело необычно.
Наконец-то она открыла глаза и поведала любовнику, снедаемому любопытством, что увидела: и прошлое, и будущее. Прошлое Анна мало интересовало, он его итак знал, однако, если она весьма точно отметит некоторые события, значит, и её предсказаниям о будущем тоже можно доверять, или хотя бы принять их в учёт. Однако всё это вилами по воде писано.

Девушка начала с весьма неприятных фактов его биографии, от чего эльф свёл брови к переносице, нахмурившись: жестокий отец и несчастная, бесправная мать. Ни вспоминать, ни говорить об этом рыцарь не хотел, просто принимая сей факт как то, с чем он ничего не может сделать, только лишь не повторять ошибки отца. Что насчёт друзей - тоже верно. Аннерль согласно кивнул, давая хассидке понять, что она верно прочла его прошлое.
- Я женат, - ставит он в известность Ламашту, и девушка продолжает, будто нарочно нащупав самое слабое место в броне полудроу, давит, вытаскивая из него болезненные воспоминания, получая соответствующую реакцию.
- У тебя был ребенок, сссссын.
Эльф ещё больше помрачнел, отводя взгляд в сторону, скорее чтобы не сверлить хассидку озлобленным взглядом. Он сам позволил ей это, и нужно было быть готовым к тому, что дама может и вправду иметь дар, и с его помощью увидеть и вытащить самые страшные скелеты из шкафа своего неразговорчивого любовника.

- Ноэль. Его звали Ноэль, - сообщает он ей имя. Почему? Просто так. Без причины. Или, может быть, потому что ему захотелось произнести это имя ещё раз. Кажется, его способность испытывать тёплые, светлые чувства исчезла в тот роковой день, сделав полудроу ещё более замкнутым, мрачным и нелюдимым. И снова она права.

Девушка, сделав небольшую паузу. Видимо, смущённая редакцией любовника, она не знала, стоит ли ей продолжать, но всё же снова заговорила, ловя на себе взгляд синих глаз, утопленных в черном сгустке.
- С оленем? - бровь эльфа изогнулась, от тяжёлых эмоций не осталось и следа, их сменило удивление, которое полудроу и не пытался скрыть, - бред, - он небрежно отмахнулся. Как можно в это поверить? Он будет сражаться с Раилетом? Даже если опустить тот факт, что друид слишком пацифист, чтобы вызвать его на бой или принять вызов, за что им драться? Может быть, это просто-напросто тренировка и попытка обучить рыжего эльфа обращаться с мечом? С металлическим, с кожаными тот справлялся отменно, - на лице дроу показалась саркастическая усмешка: шутка ему понравилось. Вот пошутить её Раилету и смотреть как тот, залившись краской, будет пытаться оправдаться. Шутки над Рулетом - это святое. И всё же Анн был твёрдо уверен, что не стал бы драться с оленьим эльфом и всё пытался представить гипотетическую ситуацию, где бы это потребовалось. Приказ главнокомандующего? Но Раилет не представляет опасности ни Ордену, ни острову. Может быть, обвинение в предательстве? Тогда бы за ним отправили стражу из Кан'лоралов, и они бы вели дело рогатого. Как ни крути, это всё невозможно.

Сейчас, прокрутив в голове эти мысли, эльф сообразил, что девушка дала ещё одно предсказание, кажущееся ещё боле невозможным. Нет, нет, этого уж точно не случится. Полудроу усмехнулся, прикрыв глаза:
- Исключено, я не могу иметь детей, - Анн приоткрыл глаза, ловя опечаленный взгляд хассидки, - за более чем три сотни лет я так и не смог. Сомневаюсь, что сейчас случится чудо, - рыцарь стал заметно более словоохотливым, - не расстраивайся, может быть, лучше мне своего будущего и не знать.

Аннерль аккуратно переложил девушку на подушки. Кратко сообщив, что ему пора, полудроу быстро собрался, ловя на себе взгляды хассидки. Кажется, это гадание её изрядно расстроило. Может быть, она даже решила, что оттолкнула им от себя эльфа?
- И снова я не знаю, когда приду в следующий раз, - проговорил он, обернувшись, - но когда я приду, я хочу взять тебя прокатиться. На звере. Думаю, он тебе понравится, только не протягивай к нему руки - откусит. До встречи.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Когда женщины узнавали, что он не свободен, то на их лица изображалась такая досада, что эльф чувствовал некоторое недоумение. Почему? Он ожидал удивления, осуждения: разве полагается женатому мужчине искать любви на стороне? Объяснять причины своих поступков и тонкости их непростых взаимоотношений с супругой рыцарь не собирался. К тому же разве что-то изменилось бы, будь он свободен? Ему не нужны серьёзные отношения, только секс без обязательств. На что они рассчитывают? Неужели они надеются на брак? Нет, второй раз на те же грабли наступать он не собирался. По крайней мере, по своей воле. Если и случится так, что он разведётся с Лореллейн, то родственники быстро подыщут ему эльфийку, совсем молодую, с хорошей родословной, как и принято в его семье, где женщин выбирали, как племенных кобыл. Брак давно перестал ассоциироваться у него с союзом, заключённым по любви. Это необходимость, направленная лишь на то, чтобы дать роду наследника. Ноэль погиб, преемника не было, стало быть, второй брак лишь вопрос времени, Анн это понимал, хоть и старался отсрочить момент, не желая снова всё это проходить. Отец напирал, давили и родственники. Все встречи с семьёй сводились к этим беседам, и держать оборону становилось всё труднее и труднее. Годы идут, он не молодеет, его служба сопряжена с большой опасностью, и случаев, когда рыцари гибли, было предостаточно, чтобы понять - нельзя тянуть. Если Анн погибнет, род Лаэтан рискует прерваться. Отец, даже если бы предпринял попытку заключить второй брак, завести ребёнка не может: возраст взял своё. Анн был убеждён, что и сам дожил до тех лет, когда обзавестись потомством невозможно – в этом убеждала его Лора, и слова медика звучали вполне убедительно так что, даже если его женят, это ничего не изменит, детей у него больше не может быть. Столько совместных попыток с Лореллейн, и всё впустую. Однако семья хранит надежду, что смена супруги решит проблему.

Лора остервенело выступала против развода, каждый раз подчёркивая, что Анн бесплоден. Это совершенно точно. Сложно было спорить с медиком, но какие были её доказательства? Лишь отсутствие результата в их с Анном попытках, и Ородорен раз за разом акцентировал на этом внимание. Разгоралась настоящая междоусобица внутри одной семьи, где Лореллейн одна выступала против всех. Если сначала, когда эти разговоры только начались, в аккурат после похорон Ноэля, она рассчитывала на помощь и поддержку Анна, то потом, убедившись, что супруг против семьи идти не намерен, озлобившись пуще прежнего, стала единственной, кто препятствовал началу бракоразводного процесса.

Аннерль старался держаться как можно дальше от этих семейных дрязг. Отец хотел, чтобы он был воином, он им и являлся, совершенно оградив себя дел наследования. Придётся жениться - женится. Правда, жалко его будущую супругу: как только ей поступит предложение, она очаруется, уже представляя себе "долго и счастливо", однако потом горько пожалеет. Долго - возможно, счастливо - никогда. Женщины в роду Лаэтан были крайне несчастны. Им полагалось быть покорными, тихими, послушными, не лезть в дела семьи, рожать детей и всё - не этом их обязанности заканчивались. Поэтому не стоит этой несчастной женщине, что станет новой супругой Анна, ждать яркой красивой жизни, надеется на любовь и защиту мужа. Спросили бы Лору, она бы в ярких красках описала те невзгоды, что пришлось ей пережить, когда она переступила порог дома, и сколько ещё было бы, если бы они с Аннерлем остались жить с Лаэтанами. Однако Анну удалось стать рыцарем, и служба перевела их в закрытый военный городок, где ей пришлось чуть ли не с нуля начинать своё дело. Справедливости ради надо сказать, что эльфийка довольно быстро поднялась по карьерной лестнице в местной больнице, видимо, сказывался острый дефицит специалистов, как следствие - отсутствие конкуренции.

Анн иногда задумывался над тем, что изменилось бы в его жизни, если бы у него появилась другая женщина, но каждый раз, вспоминая мать, приходил к навевающим тоску выводам: ничего для него не изменилось, но судьбу бы своей молодой супруге он бы сломал. Пусть и не сам, но Лаэтаны бы постарались. Да, возможно, некоторое время девушка была бы счастливой, влюбленной, но её слишком быстро бы разбили о суровую реальность. Если она добра, наивна и мягка, то её либо сломают Лаэтаны, либо она повторит судьбу Лоры, став железной леди. Что первое, что второе нельзя назвать счастливой будущностью.

Что до Лореллейн, то она стала первой женщиной в их семье, открыто выступившей против власти уважаемого патриарха. Эта смелая, самоуверенная и гордая эльфийка смогла сделать то, чего не смог Анн. Как и следовало ожидать, отношения с родственниками у неё были натянутыми, но подчинить себя она не дала, став зияющей раной на теле Лаэтанов. Никто так и не смог сыскать на неё управы. Пока Лаэтан строили козни против неё, Анн оставался в стороне, бросив её одну на растерзание своей семье, Лора занималась собой, наращивала силы, делала себе имя, чтобы эти аристократы не смогли её стереть. Как заставить исчезнуть известного врача? Её терпели, ненавидели, но скрытно, за спиной. Взаимная ненависть была всем известна, но её не проявляли открыто. Никто не мог ее выгнать из дома, отобрать фамилию. Какой бы неправильной ни была бы выскочка из Марре, она оставалась законной супругой Анна.

Лора, осуществив свою мечту, дорвавшись до власти, славы, аристократической фамилии, с хваткой пумы вцепилась в свои привилегии, пользуясь апатией и безразличием Аннерля, его безучастностью к делам семьи. Она, прикрываясь волей супруга, принимала решения, как член семьи. В основном её притязания касались исключительно денежных вопросов. От Лаэтан ей нужны были средства, чтобы воплощать свои амбиции, и все понимали, что Анн попал под каблук, и дело могут решить развод или же насильное устранение ненавистной супружницы. Второй путь решения проблемы уже активно обсуждался между Лаэтанами, державшими всё в строгом секрете, пока Лора, убеждённая в своей неприкосновенности, была занята делами больницы.

Что же Анн? Анн вечно в стороне. Их брак с Лорой давно стал некой условностью, гарантом её власти, возможность для эльфийки метить на место главы семьи. Аннерль же весь был в службе, и крупицы свободного времени тратил на выпивку и женщин. Проблем с покупкой любви он не испытывал. Обладая не самой располагающей внешностью, несколько грубый, неразговорчивый и скрытный, он тем не менее нравился дамам. Может быть, потому что те были падки на сильных мужчин, в руках которых можно почувствовать себя слабой: быть покорной ему, ощущать крепкие руки, рельеф мышц, скользить острыми ноготками по россыпи шрамов, пытаясь разгадать их историю, - женщины рады были переспать с ним сильно поубавив стоимость своих услуг, некоторые - бесплатно, но Анн всегда платил, показывая партнёршам, что их совместный досуг - продажная любовь, легкодоступный секс, не более. Давать каких-либо надежд не хотелось.

Однако иногда он баловал себя мечтами о своей женщине, той, что стала бы ему супругой. Очарованная своим сильным и смелым мужем, что так похож на доблестного рыцаря из прочитанных ею романов, она бы грела его теплом своей любви, сделав дом местом, куда бы хотелось вернуться. Дойдя до этой точки в своих мечтах, Анн понимал, что ему и правда бы хотелось тихого и спокойного счастья. Такого, о котором говорил Раилет, когда делился своими мечтами. Может быть, этот неугомонный его заразил? Возвращаться домой, зная, что тебя ждут, чувствовать запах приготовленного ужина - что-то вкусное, например, жаркое из кролика с рисом, и на столе стоит откупоренная бутылка вина, и его супруга, весёлая, румяная, бросается к нему на шею, обнимает, смазано целует в висок, позволяя своему мужчине подхватить её хрупкую и нежную на руки. Она бы спрашивала его про службу, о том, как прошёл день, смотря на него с нежностью, проявляя участие, что он невольно бы плавился, становясь в этих мягких руках, пахнущих имбирными печеньями и лавандой, шиповником и лилиями, совсем ручным. Он силился подставить своей воображаемой супруге любое красивое лицо, только всё равно перед ним ярко вырисовывался образ рыжего друида, отчего становилось не по себе, и мечты прерывались. Такое будущее с другом ему не хотелось, в конце концов, он бы предпочёл чувствовать мягкое, тёплое, женское в руках, и тогда обжигали воспоминания: белые простыни, болезненно-худощавое тело в россыпи рыжих пятен, кости проступают, волосы растрёпаны, яркий румянец на щеках, и... слёзы? Ему впервые довелось увидеть, как кто-то плачет от счастья. Разве от счастья плачут? Странный, нелогичный эльф. Слишком слабый, что хочется прижать к себе, защитить от всех, обращаясь в одну сплошную агрессию. Если бы он только первым добрался до хасса, который... Впрочем, недругов, желающих сломать друида, было предостаточно, и Анн только ждал возможности сорваться с цепи и изничтожить. Пусть только появится цель. И всё это странные мысли, но они приходили к нему и раньше, обострившись, когда друид одной памятной ночью пришёл в его палатку. Долго мявшись, сгорая от стыда, это рыжее чудо не знало, как сообщить о своём желании, Анн же, уверенный, что мужчины его не привлекают, полагал, что он откажется. Отказался, получив улыбку эльфа в ответ и мягкое: «прости, я понимаю». И…что же его дёрнуло, что заставило схватить подошедшего к выходу из палатки друида и прижать к себе? Будто солнечный удар, будто помутнение рассудка, глупое и спонтанное желание, и словно терпкое вино поцелуи, запах – имбирное печенье и лаванда, шиповник и лилии – он хорошо запомнил это тёплое сочетание, задурманившие сознание. Этого не должно было случиться, но это случилось, став одним из немногих счастливых воспоминаний. И какая глупость! Отправиться рано утром, чтобы нарвать цветов за лагерем: Рулет же любит цветы – любит, наверное, они бы его порадовали. Но, вернувшись, полудроу обнаружил пустую постель и краткую записку. Позже Аннерль занемог глупыми мечтами. Зачем он позволил себя одурачить? Аннерль нахмурился, отводя взгляд в сторону: они с Рулетом не обсуждали это. Рыцарь ждал, что друид заговорит первым, однако господин Кан’лорал предпочёл сделать вид, что ничего не было, Анну оставалось только поступить так же. Было и было, что в этом такого? А что-то всё же было. Забавно, что этот рыжий эльф, стремящийся стать воплощением абсолютного добра, борющийся за всё хорошее, выступающий против всего плохого, мог поступать так дурно со своими близкими. Как бы то ни было, Анн был благодарен: рыжий эльф показал ему, что такое, когда тебя любят, пусть даже эта иллюзия любви Аннерлю и не предназначалась, может быть, друид думал о ком-то другом? Всё это не важно. Теперь даже думать о Рулете в таком ключе было неловко: неугомонный эльф умудрился выйти замуж. Подумать только, вольная птица и окольцевала себя. Он всё говорил, что никому не отдаст своей свободы, но вот проходит пара сотен лет, и он заключает союз. И с кем? В голове не укладывалось. Впрочем, Анн скептически относился к браку, убеждённый, что дольше полугода Рулет на месте не усидит и сбежит, оставив полукровного мужа ждать с моря погоды. Раиль был крайне плох в вопросах выстраивания своего личного счастья.

Рулет, рулет…  Любовь Анна с Лорой была похожа на войну, здесь же, с этим рыжим чудом, было совершенно иначе. Именно этого "иначе" стал искать полудроу, когда оказался покинут вечным путешественником, и находил, но всё же не то. Анн вздрогнул, переводя взгляд на Ламашту, ловя себя на осознании: именно с ней он ощутил нечто похожее, и теперь, в его мечтах, кои он так тщательно скрывал от кого-либо, у женщины появилось лицо - лицо очаровательной хассидки. Странные мысли, странные чувства, а всё же с ней ему было легко и комфортно, он буквально отдыхал. Она стала той, к кому ему хотелось возвращаться.

Ламашту весьма умело вытаскивала из него эмоции. Может быть, потому что он был наг перед ней не только телом, но и душой. Сбрасывая привычную настороженность, эльф, расслабленный и довольный их совместным досугом, становился куда словоохотнее.
- Сказала то, что увидела.
Он не ответил, но мягко коснулся её щеки, так мягко, как только мог. У него были грубые руки с шершавой кожей, широкими и характерно для эльфийской расы длинными ладонями, и это так контрастировала с её мягкими, нежными, маленькими ручками с короткими, несколько пухлыми пальчиками.
- Может быть, символы, а может быть проделки одного рыжего чуда, - усмешка исказила губы полудроу, - и в другую женщину я могу поверить, - немного оттаяв, проговорил Анн, - стало быть, снова женюсь. В любом случае это, в отличие от первого, хорошее предсказание, пусть оно сбудется.

Анна ждало возвращение на Торвентиль. Выполнив задание, он прибыл в закрытый военный городок. Отчитавшись, Аннерль получил три выходных, которые провёл дома. Последний день оказался омрачен встречей с Лореллейн. Женщина, считывая Анна как раскрытую книгу, поинтересовалась, почему супруг намерен снова отбыть на Метхарин. Ответ ей был известен, но девушке хотелось услышать его от Анна, чтобы в очередной раз обрушиться на него обвинениями и затянуть петлю-удавку на его шее, напомнив о том, какое значение она имеет в его жизни. Такие разговоры кончились взаимными угрозами. Разгоралось пламя, прижирая занавески, мебель, и тухло, когда на него обрушивались потоки воды. Взмывали в воздух ледяные иглы и таяли, снова обращаясь в прозрачные капли, когда огненные шары поглощали их, оплавляя. Лореллейн понимала, что в честном сражении она проиграет Аннерлю, однако сражаться честно было не в её стиле. Девушка знала, как ударить так, чтобы умертвить быстро, но смерть мужа была ей не выгодна. По крайней мере сейчас. Даже если он нашёл себе новое увлечение, это всё равно никак не скажется на её положении, пока она его законная супруга. Если же соперница окажется умной и хитрой, очарует Анна, одурачит и заставит его развестись, тогда она быстро устранит её. Уверенная в себе, своих силах, Лора чувствовала себя спокойно. Из этой беседы она вновь вышла победительницей, и рыцарь, связанный виной, спешил ретироваться - он прикрывает глаза, укладывает голову на её колени, и Лора мягко касается точеных скул, гладкого подбородка, и льются между тонких пальцев шёлк чёрных волос, она всё смотрит на него, любуется, сознавая, что никто и никогда не посмеет у неё забрать его. Если же он покинет её, она оборвёт его жизнь. Решено. И сделает это вот в такой момент, когда он лежит, доверчиво прикрыв глаза, расслабленный и беззащитный. Лора же не так наивна, чтобы позволить себе расслабленность и покой. Никому нельзя доверять. Что до измены, ей не нужна его верность. Она и сама была свободна в своих увлечениях, такую же свободу предоставляла и мужу с одним условием: их брак как залог её власти должен быть сохранён, впрочем, разве дали бы Лаэтаны жениться ему на какой-нибудь трактирной девке? Нет, так что не беда, на затянуть нити контроля нужно, чтобы проверить, насколько туга и крепка удавка на его шее.

Анн вернулся к циркачке спустя месяц. Погрузившись в службу, он несколько остыл в своём желании поскорее увидеть хассидку снова. Его желание первые несколько дней было сильным, едким, острым, что мешало сосредоточиться. И, понимая, что оно мешает, отвлекает, раздражает, как заноза, Аннерль старался постоянно быть занятым, что отлично получалось. Их снова ждало задание, связанное с патрулированием границ, где была обнаружена крупная шайка разбойников, подлежащая устранению. Дальше, когда его группа вернулась в город, Анн снова смог выкроить несколько дней выходных, а главное - разрешение на посещение Метхарина. Бродячий цирк покинул прежнее место, и Аннерль был вынужден искать их, впрочем, с этой задачей он смог справиться, и уже к концу второго дня цирк был найден. Аннерль не упустил возможности сыронизировать над своими поисками, однако смех кончился тогда, когда он осознал, что столько усилий потратил ради одной встречи. Подобные глупости были ему не свойственны. Может быть, сказывается всё то потрясение, что коснулось острова в месяц берёзы, и теперь, пытаясь вырваться из навалившегося, он, как и один рыжий друид, решил просто отвлечься на хорошее времяпрепровождение. А конце концов, должны же и у него быть свои радости.

Их встреча прошла по привычному сценарию с одним небольшим исключением. Девушка предложила ему подкрепиться. Она приготовила это сама? Эльф принял предложение. Домашняя еда точно лучше армейского сух. пайка.

- Что это? - Анн убрал в сторону волосы девушки, рассматривая следы на шее.
- Кто? Кто-то из твоих клиентов? - полудроу продолжил раздевать партнёршу, снимая с неё цветные ленты, под которыми та прятала следы от  побоев. У кого поднялась рука на такую девушку, как Ламашту?

Хассидака отрицательно покачала головой.
- Хозяин? - злость подступала и искажала привычно спокойный тон голоса эльфа. Ламашту ещё не доводилось видеть его таким - Аннерль и не желал себя сдерживать, давая волю подступающей агрессии, о причинах которой он не хотел рассуждать.

Девушка опустила голову, Анн отстранился, не позволяя ей коснуться его доспеха: рано раздеваться. У него есть одно неотложное дело. Первый же импульс – узнать, где хозяин цирка и посетить его шатёр ради разговоров по душам. Злость заволокла мысли, подчиняя, и полудроу догадывался, что одной беседой дело не ограничится. Если он убьёт на Метхарине кого-то, это может несколько усложнить его поездки на остров, однако он найдёт, как выкрутиться и чем себя оправдать. Запрещено убивать невинных людей, но этот-то виновен, да и где он человек? Монстр, монстров нужно убивать. Что до Ламашту? Может быть, будет лучше сослать её в Криоп, Рулет, что с концами перебрался туда, вполне мог позаботиться о том, чтобы девушка хорошо там устроилась, а ему потом будет весьма удобно её навещать, если она привяжется к одному конкретному адресу.

Нужно было успокоиться, хотя бы чтобы не пугать хассидку. Вторая, более здравая мысль: если этот старик, посмевший обидеть его женщину, так дорог ей, он попытается ограничиться лишь тем, что сломает ему руки. Небольшая цена за то, что тот натворил. Однако где гарантии, что покалеченный не станет и дальше вымещать злость на беззащитной девушке?

Росчерк воспоминаний в сознании: мать сидит к нему спиной, стараясь скрыть синяки под слоем пудры, и Анн знает, что вчера отец выплеснул свою злость на неё. Он злился на проступок Анна: сын в очередной раз вместе с двумя другими остолопами угодил в неприятную историю, опозорив фамилию, и если бы снова не вмешался старик из Кан'лоралов, всё могло бы дурно кончиться.

Виноват он, досталось всем. Мать молчит, не разговаривает с Анном, даже не смотрит, будто его и нет в комнате, делает вид, что не слышит его извинений, а мальчик, злясь на самого себя за то, что слишком слабый, чтобы защитить мать, выйти против тирании отца, лишь сжимает руки в кулаки. Как сейчас. Только на сей раз совершенно иной расклад. Из запала его пытается вытянуть Ламашту, цепляясь за его плечи, дабы остановить, не выпустить из шатра.
- Ламашту, я не стану убивать, не бойся.

АННЕРЛЬ НОА ЛАЭТАН

Анн не любил ложь, не любил, когда на его вопрос начинали уклончиво отвечать, юлить, отводя взгляд в сторону. Так часто делал рыжий эльф всякий раз, когда полудроу пытался понять, что с ним случилось, а главное – почему? Так делали его подчинённые, когда он ловил их на неисполнении приказа, нарушении устава. Что это? Демонстрация слабости, неспособности обратить в слова правду? Он всё равно её узнает. Рано или поздно. И сейчас так же вела себя эта хассидка. Девушка, в которой он ценил в первую очередь её искренность и нежелание скрывать эмоции, реакции наигранной фальшью притворства. Стало быть, он ошибался на её счёт? Нет, это всё её благие намеренья и страх, но тем не менее – неприятный осадок остался.
- Всссе хорошшшо. Это не он. Это проссссто... недоразумение.
- Я не люблю, когда мне лгут, - кратко обозначил Анн, надеясь, что сказанное развяжет девушке язык. Развязало. Она действительно подробнее изложила об этом самом, так называемом, недоразумении. И ей удалось его успокоить. Разгоревшееся пламя оказалось окружено тёплыми женскими ладонями, под которыми обратилось в мягкий и послушный осколок – огонёк, мерно прижирающий фитиль свечи, и воспалившаяся злоба отступает. Ламашту нежно целует его, он же подхватывает девушку на руки, прижимая её мягкое тело к себе. Ещё ближе. Она увлекает его, одурманивает, заставляя напрочь забыть обо всём на свете, и он, послушный, покорный, позволяет ей оглаживать пальцами линию его скул, касаться подбородка, шеи, опускаясь ниже и ниже.

Время летит стремительно, как ни пытайся отстрочить утро, оно всё равно наступит, вынудив вновь прощаться. Он не любит долгих прощаний, старается не давать ей обещаний, впрочем, она и сама не стремится привязать его к себе клятвами, просьбами, только смотрит нежно, улыбается мягко и вкладывает с последним поцелуем непроизнесённое признание, которое её неразговорчивый эльф осознаёт: ты для меня всё. Какая простая фраза, но она изрядно озадачивает воина.

Он покидает её, не обращая внимание на циркачей, что попадаются ему по пути, взбирается на дракона, собирая взгляды любопытных зевак, поднимается в небо, ощущая жжение на губах – её признание. Избавиться бы от своей привязанности к ней, но зачем? Эта ни к чему не обязывающая связь позволяет ему недурно отдохнуть, так что пусть всё остаётся так, как и было. Вернуться Анн смог нескоро.

Помимо того, что их отряд перевели на новое место, его ждал неприятный и довольно продолжительный визит в змеиную яму – родовое поместье семьи Лаэтан. Как и ожидалось, на семейном совете поднимался вопрос о наследнике, вернее, его отсутствия, необходимости развода или отмены за Ородореном права быть главной ветвью. Побочные готовы были предоставить наследников, однако старый эльф отклонял эти предложения, не желая расставаться с властью и привилегиями. После безрезультатных переговоров Аннерль ожидал, что сможет покинуть поместье, однако отец плотно за него взялся, обрушившись долгими беседами. Помимо обсуждений нужного, старик пытался вести с ним и разговоры по душам, что несколько удивило Анна. Крайне странное, абсолютно не характерное для него поведение. Аннерль по своему обыкновению отмалчивался, позволяя Ородорену высказываться. Казалось, отец всё говорил о пустяках, которые совершенно не важны, не нужны, поскольку не имеют отношения к роду Лаэтан. Кайлен будто пытался себя очеловечить, показать, что он не только доспех и фамилия, но и существо со своими мыслями, убеждениями, интересами, сильными и слабыми сторонами. Видать, сказывались годы. Старик осознал, что всю жизнь он растил совершенное оружие, достойного наследника, совершенно не заботясь о внутреннем наполнении ребёнка, не интересуясь им, как личностью, и вот, спустя пять сотен лет перед ним стоит высокий и крепко сложенный мужчина, обладатель множества регалий, почётный рыцарь, чьё имя внесено в великую книгу Лаэт, его сын, его гордость и отрада, при этом он его совершенно не знает. Чем Анн живёт, о чём мечтает, чем ему нравится заниматься? Аннерль также ничего толком не знал о своём отце, только он в силу возраста ещё мало задумывался о смысле родственных связей, потому не пытался узнать родителя поближе и был весьма холоден к его попыткам подружиться. Они семья, отец и сын, но ничего их толком и не связывает. С тех пор, как Анн вырос и заимел собственный дом, он потерял какую-либо необходимость в отце, перестал его навещать, а если получал приглашения, неохотно приезжал, исполняя неприятную для него обязанность. И пусть их семья никогда не отличалась тёплыми взаимоотношениями, Ородорен всё же хотел держать с сыном хоть какую-то связь, на закате своих лет понимая, что жизнь его проходит, и всё, ради чего он жил, о чём мечтал и чего желал, получило воплощение в Аннерле - он много трудился и старался, чтобы Анн получил хорошее образование, воспитание, а теперь? Теперь сын его избегает и не желает видеть. Где он допустил ошибку?

В юные годы у Ородорена так же дурно складывались отношения с тираном отцом, он не хотел быть похожим на него, а всё же им и стал. Убийца дракона сам становится драконом? Скорее яблока от яблони. Надо полагать, что Аннерль с годами неизбежно повторит его судьбу, как Ородорен повторил судьбу своего отца. Он помнил, как сам холодно реагировал на попытки старика после стольких лет с ним познакомиться, осознавал, что тот слишком поздно вспомнил о том, что сын – личность, и вот, обещаясь не повторить ошибок своего отца, Ородорен их всё же повторил. Один в один. Даже неудача с супругой. Его отец в своё время похитил гордую девушку из тёмных эльфов и принудил её стать своей супругой. Ородорен же выбрал себе эльфийку из именитого рода и также принудил её к браку, не считаясь с тем, что она его не любит. Разве так важна любовь? Теперь, когда многие вещи переосмысляются, когда зов Лоэлет слышен всё громче и громче, он осознавал, что совершил слишком много ошибок и теперь его главная задача – предостеречь от них сына. Он понимал, что Анн видел его исключительно как тирана и самодура, может быть, сейчас он пересмотрит образ отца и поймёт, что такое поведение было необходимостью. Кайлен лишь хотел правильно воспитать своего сына, сделать его сильным, крепким. Сталь нужно закаливать, чтобы вышел отменный клинок.

И если жестокость по отношению к себе Анн, возможно, мог ему простить, приняв на веру необходимость такого воспитания, то вот мать… Ородорен старался отсрочить этот неприятный разговор, однако всё же понимал, что рано или поздно ему придётся поговорить с сыном и раскрыть ему правду о том, что с его любимой и обожаемой мамой всё было не так просто, как он думал. Аннерль, видимо, из необходимости видеть хоть кого-то хорошим, весьма сильно обелил её образ, впрочем, как и образы своих друзей. Чего стоит только его супруга - мерзкая эгоистичная сука Лореллейн, которая по головам пойдёт, лишь бы добиться своей цели – за это её, конечно, можно было уважать, она, несмотря на то, что была всего лишь женщиной, стала довольно серьёзным противником, и это Ородорен признавал. В своей жизни он встречал мало сильных эльфиек, привыкший считать, что женщина должна быть послушной и покорной, а не наоборот – править всем и вся. Видимо, чтобы ему спокойно не жилось, как расплату за грехи Лоэлет послала в их семью Лору. Никогда, никогда за все поколения семьи Лаэтан, им не попадалась такая склочная, а главное умная и хитрая женщина, настоящая змея, - Ородорен мельком глянул на герб, лепниной красовавшийся на стене – змея. Что ж, Лора, войдя в семью, впитав в себя весь яд, сопротивляясь попыткам её сломить, смогла из вороны перелинять в гадюку.

А тот, второй, который из важной семьи, соколёнок рыжий – Анн и его образ обелил. Ородорен испытывал крайнюю неприязнь к слабому болезненному младшему ребёнку Глорфиндела. Женоподобный, тонкий, как спица, рыжий эльф вызывал жалость. Иримэ пошла на большие риски, рожая его в неблагоприятный для родов возраст, и как итог – ребёнок получился никаким. Слишком слабый, слишком болезненный, таких бы топить сразу, как котят, но Кан’лоралы его оставили, выходили и избаловали, потому что этот полудохлик не смог бы пройти через жернова правильного воспитания воина, получить достойную закалку, которую получили его старшие братья. Аннерль призрел этого убогого, привязался к нему, вызвался защищать. И правда, котёнок, не иначе. Стало быть, его сыну нравится играть в защитника? Ородорен совершенно не понимал, почему из всех возможных вариантов его сын подружился вот только с этими двумя, впрочем, им не удалось испортить Анна, стало быть, не всё так плохо.

Мать Анн запомнил, как исключительно хорошую женщину. Несколько десятков лет назад ему удалось поговорить с сыном на тему исчезновения его мамы и допытаться, что Ноа винит его в этом, как и в том, что он позволял себе поднимать руку на слабую женщину. Ородорен, не найдя в себе силы вести этот разговор, скоро его закончил, чего делать не стоило. Нужно было на месте поведать сыну историю о том, что мать его ненавидела и искала способы умертвить, как она, будто одержимая, стала позволять себе кидаться на супруга, чем порочила семью. Побои – необходимое воспитание. Жена должна слушаться мужа, уважать его, обожать своих детей. Должна, а она… будто в какой-то период что-то в ней сломалось, и женщина внезапно пропиталась ненавистью к Лаэтан. Может быть, она всегда их ненавидела. Так или иначе, пока Анн дома, стоило с ним поговорить. Ородорен собирался, планировал, намеревался, но так и не смог поговорить с Анном о Кэссади.

Сын уехал, оставив своего старика с прогорклым осадком на душе. Слишком чётко Аннерль дал понять, что разговоры с отцом его мало интересуют. Как преодолеть между ними пропасть, как выстроить мосты? К тому же сейчас ситуация складывалась не лучшим образом. Ему требовалось, оставив все попытки подружиться, вспомнить о том, что он в первую очередь отец и вытребовать у сына правильного поведения. Ноа должен заняться вопросом развода и обзавестись наследником, иначе от него не отстанут.

Аннерль был увлечён службой. После тоскливых разговоров о наследовании, он был рад впасть в кроваво-красный запал сражений. Снова напали агварсы, и полудроу приказал своему отряду седлать драконов. Битва затянулась, что только больше разожгло азарт Анна, дав ему возможность отправить Рэя курсировать над полем сражения, щедро поливая округу вместе с другими, более юными драконами, огнём, самому принять бой на земле, обратившейся в пекло.

Сражение стало тяжёлым испытанием для обеих сторон. Был убит один амон’сулат и рыцарь – их ранили, и они, камнем рухнув с неба, разбились. Двое других получили серьёзное ранение. У одного из драконов было перебито крыло, а это значило долгое и серьёзное лечение, возможно, что его даже отправят на вынужденную пенсию, если лекари так и не смогут вернуть его в строй.

Когда отряд отправили зализывать раны, Анн снова вытребовал себе командировку. Прошло много времени, он давно не видел Ламашту и понятия не имел, в какой части Метхарина искать циркачку, потому был вынужден провести несколько дней, практически весь свой отпуск, курсируя над островом. Цирк был найден в окрестностях Криопа. Этот факт несколько позабавил Анна. Искал, искал, а всё это время она была рядом с центральным городом, с него, пожалуй, и стоило начинать поиски, сэкономил бы время.

Сначала Анн нанёс визит вежливости замужнему эльфу, на которым долго потешался. Брак Раилета стал одной из излюбленных тем для шуток. Теперь он мог вволю шутить о женской роли Рулета, тот же только краснел и бил кулачками по столу. Забавная реакция. Однако оседлость друида всё же имела положительные аспекты. Теперь полудроу знал, где его искать, мог наведаться в гости, отведать стряпню друга и послушать его увлекательные истории. Супруг Раилета не вызывал раздражения. Молодой юноша, полукровка. Пусть выбор и странный, но Рулет сам по себе был странным. Главное, чтобы рыжий наконец-то был счастлив. Распрощавшись с Резерфордами, Анн отправился за город к своей циркачке.

Снова тёплое приветствие, нежный взгляд. Ламашту была рада его видеть, и он разделял её радость, однако внезапно сценарий их времяпрепровождения изменился. Девушка отпрянула, затряслась.
- Тебе... тебе ссстоит уйти,
Эльф изогнул бровь, сдержанно выражая своё удивление.
- Я рада знать, что сссс тобой вссе хорошшо, но правда, не ссстоит...
Девушка, обхватывая руками себя, потянула за ткань своего наряда, который обтянул заметно округлившийся живот. Эльфу всё стало ясно. Не нужно было никаких объяснений. Она беременна, и более они не смогут заниматься тем, ради чего он к ней приходил. Это единственное, что их связывало, стало быть, нужно было прощаться? Они больше не увидятся, он к ней не вернётся.

Аннерль кивнул и повернулся к ней спиной, намеренный покинуть палатку. Ему нечего было ей сказать, не хотелось выразить ни радость, ни горечь обиды, ничего. Едва он сделал шаг, как девушка схватила его за руку, кинув признание, что она беременна от него.

Анн грубо отдёрнул руку. Бред. Что за бред она несёт? Повернувшись к ней, он заметил, что она, испуганная, плачет. Темно, он едва может разобрать её черты лица. Над эльфом загорелось несколько огоньков, освещая палатку. Теперь, когда Анн отчётливо видел её, было сложно не заметить следы побоев. Их было больше, выглядели они серьёзнее, чем в прошлый раз. Но разве его это должно было волновать?
- Ламашту, - обратился он к ней, сдерживая раздражение, - Я не люблю, когда мне лгут.